|
Рассказы написаны со слов моего собеседника, оснований не доверять которому у меня не возникало на всем протяжении нашего с ним долговременного общения. Любое копирование и распространение текстов приветствуется без письменого моего разрешения. Сергей Михайлов.
Благословен Бог наш.
С любой вершины много есть путей,
Но нет с земных вершин - путей на верх.
Прельстился дьявол - гордостью своей,
И в нас вселяет, непрестанный грех.
И я, как все - с грехами пополам,
Иду по жизненным подъемам и долинам.
Обломки собирая, здесь и там,
В стремлениях к не истинным вершинам...
В долине меня встретило второе большое стадо сарлыков за этот день. Сарлыки являются один из видов полудиких яков, которых почти никто и никогда не пасет. Хотя они и считаются домашним животными, но приглядывать за ними всерьез, никто и никогда на Алтае не собирался. Вблизи, для не привыкшего к ним человека, сарлыки могут показаться, очень страшными. Огромных размеров, полудикие полу домашние животные, чьи длинные клочья густой шерсти, нередко касаются почти до земли, на самом деле, ведут себя при встрече с человеком совершенно миролюбиво. Сарлыки настолько сильно привязаны к высокогорью и одиночеству что, не уходят с гор, даже и на долгие зимние месяцы. Загнать сарлыков на высотный пояс ниже полутора или двух тысяч метров над уровнем моря, можно только методами самого крайнего и великого принуждения. По этой причине искать стада сарлыков по лесам, никому и никогда не приходится. Открытые просторы и крутые пустынные горные склоны являются его круглогодичным, излюбленным и неизменным местом обитания. Подножный корм сарлыки круглый год добывают себе сами, и не смотря на свой достаточно неуклюжий вид бегают и прыгают сарлыки, в том числе и по очень крутым и узким горным тропинкам, с совершенно невероятной быстротой и ловкостью.
Взрослые быки и коровы растянувшиеся по долине почти на километр, мирно продолжали пастись не удостоив меня, даже и самого короткого беглого взгляда. От невероятной усталости, я не огибая сарлычьего стада пошел прямо посреди них. Чувствовал видно этот зверь свою силу, по этому никто из них и не обратил на меня, жалкого и усталого, совершенно никакого внимания. Даже традиционно считающийся хозяином тайги на Алтае, медведь, крайне редко дерзает подходить близко к сарлычьему стаду, не говоря уже о волках и прочей мелочи. При приближающейся опасности, вожаки стада быстро сбивают молодняк в середину и занимают круговую оборону. При этом поднимается страшный и ужасный рев, более напоминающий собою громогласные рыкания львов, чем мычание. И дай Бог ноги убежать от разъяреного вожака стада, любому даже и самому крупному медведю! Местные пастухи рассказывали мне, что вожак стада может неожиданно и быстро выскочив из общего ревущего круга сарлыков, очень легко догнать и одним ударом острых и очень длинных, иногда длиннее метра рогов, мгновенно прикончить не успевшего удрать и утратившего разумную осторожность топтыгина.
Молодые сарлычата потешно и совсем не по коровьему задрав свои длинношерстные лохматые хвосты, сворачивали их над своей спиной калачиком как у собаки лайки вверх, и носились со всей своей молодой и игривой сарлычьей прытью по широкой пустынной горной долине. Хотя я и знал что посреди сарлычьего стада мне не будет грозить никакая опасность, но мое сердце поневоле замирало от страха когда мимо меня проносился очередной десяток "ребяток сарлычаток" каждый из которых был размером с добрую корову. Земля заметно содрогалась при их ко мне быстром приближении. Сарлычата (дети они как известно и в Африке - дети!) потешно, как это обычно делают и молодые козлята, подпрыгивали и взыгрывали своими задними ногами в воздухе. На меня они тоже не обратили совершенно никакого внимания, чему я и был искренне рад. По всей долине разносилось их не по детски громкое, раздававшееся эхом по горным просторам: "Р - р - р - ы! р - р - р -ы! р - р - р - ы!". Не много отойдя от стада я остановился и набираясь сил, для дальнейшего пути, минут пятнадцать любовался на весело резвившихся, молодых сарлычат. В отличии от меня, продолжающийся обильный и холодный дождь, был им только в радость, а не в тягость.
Пройдя около двух километров по открытой равнине, я вдруг неожиданно для себя заметил на противоположной от меня стороне долины высоко поднимающийся к небу столб свежего дыма, выходящий из трубы старой летней пастушеской стоянки, стоящей на краю длинного озера. Это меня очень удивило. Я хорошо знал, что на эту летнюю стоянку пастухи должны были подниматься со скотом, приблизительно около середины лета. Рано еще было по календарю быть пастухам на этих безлюдных высотах!
Но густой, прямой как стрела плотный столб дыма, указывал на то что на старой стоянке были люди. "Может на охоту кто нибудь из алтайцев поднялся сюда на лошадях?" подумал я и без особых раздумий повернул к старому дому. Хорошо зная традиционное гостеприимство алтайцев, я уже ясно представлял себе теплую встречу, может быть даже и с совсем незнакомыми мне людьми. Если бы на старой полуразвалившейся от ветхости стоянке никого не было, я бы не обратил на эту стоянку совершенно никакого внимания. Но раз там были люди, значит меня там непременно ожидал гостеприимный прием, тепло, отдых и ночлег.
После того как я прошел метров двести или триста по направлению к старой стоянке, я вдруг совершенно для себя неожиданно, почувствовал внутри себя какой то невероятно сильный и необъяснимый страх.
- Не ходи туда! Там тебя ничего хорошего ждать не будет! - сказал внутри меня кто то ясно и отчетливо...
- Как это не будет? - возразил я мысленно в уме, - не было на Алтае такого случая что бы усталого путника принимали на пастушеской стоянке плохо! Если там нет сильно пьяных алтайцев, все будет хорошо.
Успокоенный такой мыслью, я продолжил свой путь к старому дому, из которого так заманчиво продолжал валить густой столб свежего дыма.
- Не ходи туда! Там тебя будет ожидать смерть! Тебя там непременно убьют!!!
От неожиданности сказанного, я сразу же остановился. Мой необъяснимый страх усилился... "Не может быть! Не те сейчас времена что бы в горах местные алтайцы ни за что ни про что убивали, пришедших на их огонь путников", подумал я, но страх не отступал. Всего лишь в полу километре от меня находился и ночлег, и тепло, и сытный ужин, а мне по какой то причине нельзя было туда идти. Я сделал еще несколько шагов по направлению к старой стоянке, и вдруг совершенно ясно понял, что у меня попросту не хватит внутренних сил, что бы преодолеть внутри себя какой то нечеловеческий и необъяснимо сильный страх перед этим местом.
Пришлось повернуть назад. Еще около полу часа ходьбы, я все останавливался и останавливался по дороге, и оглядывался назад, на густой и так ясно видимый мною столб свежего дыма над старой полуразвалившейся пастушеской стоянкой, и напряженно думал. "Ну почему мне нельзя туда идти!? Ведь там же люди! А я так смертельно устал, и как никогда сильно нуждаюсь хотя бы в кратком , но отдыхе - там все таки тепло и ночлег, а дождь все не перестает лить и лить... ".
Потом уже, находясь в более спокойной обстановке, я несколько раз анализировал в памяти все то, что со мной тогда в долине происходило, и даже удивлялся потом тому, как это я сразу же не заподозрил тогда ничего неладного в этом деле, прожив в лесу более половины своей жизни? Я ясно и отчетливо видел белые колеблющиеся поднимающиеся высоко в небо клубы СВЕЖЕГО дыма - почти около часа! Да любой наблюдательный человек, даже и не будучи семи пядей во лбу, легко заметит что свежий и белый дым из печи, и тем более в июне месяце, никогда не сможет идти из трубы более нескольких кратких минут... В этом доме совершенно никого и быть не могло! Вероятнее всего там были демоны, и дым который я видел так ясно и отчетливо, в природе вовсе и не существовал, и даже и существовать то, по всем законам нормальной физики не мог...
Демонские наваждения в высокогорьях Алтая были достаточно обычным и даже можно сказать почти бытовым явлением. Не было у меня наверное даже и ни одной ночевки на пастушеской стоянке, что бы старые пастухи не рассказывали мне о тех или иных проделках "курмеса", - злого духа в горах. В особой силе воздействия злых духов, в каких то определенных и пользующейся дурной славой у местных язычников алтайцев местах, мне приходилось убеждаться неоднократно. Но что бы в течении почти часа бесы морочили мне голову подобными призраками? Такого со мной еще никогда не происходило.
По Божией милости тропу ведущую меня к следующей, находящейся значительно ниже пастушьей стоянке, я нашел в лесной зоне, проплутав по лесу не более пятнадцати минут. Но идти по этой тропе было невероятно тяжело не только для смертельно уставшего человека, но даже и для здорового и полного свежих сил путника. Избитая копытами ежегодно прогоняемыми стадами крупного рогатого скота тропа, была очень сильно раскисшей от долгого дождя, липкой, невероятно грязной и скользкой. Несколько раз я поскальзывался и падал в грязь то спиной, то боком.
На зимнюю стоянку Ивана, так звали хорошо мне знакомого пастуха алтайца, я пришел уже почти к полной темноте. Зимний дом был закрыт на замок, не было в его широком скотном загоне и ни одной его коровы или овцы. Из этого я понял что Ивана на стоянке нет. Что было для меня очень странно. Пастушеское алтайское радио говорило мне что Иван должен был быть на стоянке. А в подобных делах пастушеское радио, из уст в уста - в принципе никогда выдавало ошибочной информации. "Значит произошло что то срочное и непредвиденное, раз Иван ушел со скотом с зимней стоянки", подумал я, и моя догадка подтвердилась на следующий же день.
В летнем аиле, который никогда и никем не закрывался, на меня капало с крыши. Но к моему счастью небольшое количество сухих дров, старый котелок и кружку, в аиле мне все таки удалось найти. Единственными "удобствами" которыми я мог бы воспользоваться этой ночью, были не по моему росту короткие и низкие примитивные сделанные из не строганных жердей нары, да пень на котором можно было сидеть. Конечно же, я при моих еще не забытых навыках вскрывать чужие замки, мог бы очень легко и быстро открыть замок Ивана и переночевать в его доме, но подобный поступок мгновенно разлетелся бы по всем уголкам Алтая по пастушескому радио. А личностью я был очень хорошо известной среди пастухов алтайцев, и не дорожить мне, своей доселе ничем еще подобным незапятнанной репутацией среди пастухов, не было ни каких причин.
"Пересижу у костра ночь, не впервой. Крыша над головой хотя и протекающая, все таки крыша. Разожгу костер побольше, как нибудь отогреюсь и скоротаю ночь. Даже и кипяток в моем положении, и то великая милость Божия", подумал я начал натаскивать в летний аил необходимое для ночлега количество поленьев.
Рано утром, чуть только рассвет начал светлеть на восточной стороне небосклона, я вышел из аила отдохнувший, немного выспавшийся, почти сухой и вдоволь напившийся горячего кипятка. Дождь закончился. Через 18 км. я прибыл на следующую пастушескую стоянку. Двери были не заперты. Я подошел и не слыша ни кого постучался. Послышалось приглашение войти. Зайдя в дом я поздоровался с незнакомым мне, стариком алтайцем на алтайском языке.
- Здравствуй, здравствуй... - приветливо ответил мне старик, по алтайски. И почти весь дальнейший разговор, мне пришлось вести со стариком на его родном языке, он очень плохо говорил по русски.
- Чай будешь? - это был всегда самый первый, и традиционно неизменный вопрос , ко всякому путнику зашедшему на пастушескую стоянку.
- Буду, - ответил я.
- Вон там, черный чай, - старик указал на большой казан стоявший на печной плите, - а вон там белый. Ты чай пить по русски будешь или по алтайски?
- По алтайски.
- Тогда сам наливай, толкан (прожаренное и перемолотое на ручной каменной мельнице пшеничное или ячменное зерно) и соль на столе.
Я налил черного чая засыпал в него толкан, посолил и начал с удовольствием пить. Старик внимательно смотрел за всеми моими движениями. Хотя он и видел меня впервые, я был почти на сто процентов уверен, что старик знает обо мне по пастушескому радио, если уж не все, то почти все. Когда я несколько лет назад прилетел на вертолете в Алтайский государственный заповедник, и впервые попал на одну из пастушеских стоянок, меня до глубины души потряс тот факт, что увидевший меня впервые в жизни старик алтаец, коротко спросив меня откуда я и кто, уверенно сказал.
- А знаю! Да ты в Горно - Алтайске занимался... - и рассказал мне подробно о всех моих самых последних видах деятельности в республиканском центре за последние три или четыре года! И это спустя всего лишь неделю после того как я впервые прилетел на кордон в совершенно незнакомые мне места, за пятьсот км. от города! Было чему удивиться, учитывая еще и тот факт что все предавалось только из уст в уста. А среднее расстояние между удаленными пастушескими стоянками обычно составляло что то немногим более или менее 20 ÷ 25 км.
Когда я выпил первую кружку чая старик сказал.
- Еще пей.
Я молча налил себе чаю и сделал его опять по алтайски.
- Откуда идешь? - спросил старик, со свойственным для стариков алтайцев совершенно ничего не выражающим, невозмутимо спокойным выражением лица.
- Из .......... - ответил я, и назвал кордон, из которого я вышел вчера утром.
Старик удивленно и даже недоверчиво посмотрел на меня и переспросил.
- Из .......... ?
- Да, - ответил я, - я там егерем работаю, вот хочу спуститься в .........., по делам надо.
- А где ты прошел?
- Через Яломан.
- Как через Яломан? - старик явно не верил моему ответу.
- Через Яломан, - я показал рукой в сторону перевала, и что бы перевести разговор на другую тему, я спросил старика, - а где Иван .......? - я назвал фамилию пастуха на чьей стоянке мне пришлось коротать эту ночь.
- Он в ........ спустился, коровам прививки делать надо. Начальство требует.
Вспомнив о виденном на Кулу - голе свежем дыме, над старой пастушеской стоянкой, я спросил старика.
- А на Кулу - голь пастухи давно поднялись?
- На какой Кулу - голь? - спросил старик.
На Алтае почти каждое третье небольшое горное озеро, традиционно именуется Кулу - голь, и почти каждый четвертый перевал именовался Яломаном. Хорошо зная эту местную характерную особенность, я опять показал рукой в том направлении откуда я вчера пришел и назвал фамилию пастуха в чьем владении, находилась старая стоянка на берегу Кулу - голя.
- Там никого нет, - уверенно сказал старик, - туда только через две недели подниматься будут. Сейчас там трава еще не выросла. Рано еще.
- Может на охоту кто поднялся, я же ясно видел, что там из трубы дым шел?
- Нет там никого. Тропа одна. Никто не проходил. Я бы знал, - лаконично отрезал старик, - да и дом там худой, холодно там еще жить.
Хорошо зная все местные обычаи, я понял что старик говорил мне чистую правду. "Так кто же там мог быть? Когда далее по этой тропе в горах даже и на сотни километров никто не живет в это время года." подумал я, но ничего не сказал.
- Так ты через Яломан пришел? - спросил старик, как мне опять показалось, с некоторым недоверием.
- Да. Там есть прямая тропа через горы, - и как мог на алтайском языке, я объяснил ему все подробности моего перехода.
Старик выслушал меня внимательно, все понял и молча сидел, медленно и степенно потягивая дым из своей длинной алтайской трубки. Я налил себе третий стакан горячего чая. И вдруг старик вынув свою длинную трубку изо рта, с совершенно нескрываемым удивлением громко произнес.
- Как через Яломан!!! Да там же сейчас и на коне проехать невозможно. А ты пешком!?
Надо просто хорошо знать традиционную выдержку и невозмутимость стариков алтайцев, что бы дать должную цену его громкому возгласу и откровенно удивленному виду.
- Да так прошел. Местами на верху правда снега очень много. Но это километра три или четыре, а потом ничего, чисто все. Пройти уже можно, - и вспомнив о культовом дереве, спросил.
- А от вершины перевала где дерево с ленточками стоит, сразу вниз спуститься можно или нет? А то мне в обход долго пришлось идти по склону горы.
- Нет. Прямо вниз там пройти нельзя. Там худое место. Беда будет.
- Это может на коне не пройдешь, - не унимался я, желая точно знать, правильно ли я сделал, что не стал вчера спускаться сразу же вниз от каменной пирамиды, - а пешком может можно пройти?
- Нет, - лаконично отрезал старик, - пешком там не пройдешь. Там пропасть. Убьешься сразу.
Я допил третий стакан чая и заторопился к выходу, потому что надеялся успеть в поселок еще до начала вечерней службы.
- Оставайся, отдыхай. Ты сильно устал. Вечером должны подъехать два моих сына с охоты. Может мясо привезут. Оставайся, - сказал мне старик приветливо.
- Нет, - ответил я, - мне быстрей надо, - и соблюдая местные обычаи, немного поговорил со стариком о всем том, о чем положено говорить в подобных случаях. Потом поблагодарил хозяина за теплый прием и вышел на дорогу к поселку.
Разговор со стариком алтайцем заставил меня задуматься о многом. Впредь надо бы быть по осторожнее, на незнакомых дальних переходах в начале лета - укорил я сам себя. А на старой стоянке, скорее всего, действительно некому было и быть, ведь кругом никого нет. Не иначе как действительно вчера курмес на до мною свои злые шутки хотел пошутить? Из многочисленных рассказов местных алтайцев, я знал насколько страшными всегда были душевные и телесные последствия, для тех кто дерзал близко подходить, к достаточно нередким в этих местах демонским привидениям и призракам.
В лучшем случае таких людей ожидало пожизненное душевное расстройство или безумие, в худшем - изуверское, очень жестокое кровавое и долговременное издевательское избиение. Мучение дикими плясками, безумным беганием по диким и непроходимым местам и страшная смерть. Трупы тех несчастных которым довелось испытать на себе силу долговременных демонских издевательств, были сплошь покрыты бесчисленными мелкими и крупными ранами, одежда была вся разорвана на мелкие клочья, обуви как правило не было и т. п. К счастью случаи со смертельным исходом были явлением в высокогорном Алтае очень редкими, но привидения и демонские страхования в горах, были настолько частыми, что на это даже никто и не обращал особенного внимания. Если бы я не послушал вчера своего Ангела Хранителя и дерзнул бы близко подойти к старой полуразрушенной пастушеской стоянке, то скорее всего и меня, за грехи мои бесчисленные, ожидала бы какая нибудь очень невеселая участь...
Оставшееся двадцать два километра до поселка я прошел без каких либо особых затруднений или приключений. При самом подходе к алтайскому поселку меня встретил колокольный звон. Звонили к вечерней службе. "Как жаль", подумал я про себя, "я так торопился на службу, и все равно опоздал к ее началу". На часах было без трех минут четыре. А мне еще надо было пройти весь длинный и растянувшийся по речной долине поселок до Храма, да еще и сильно уставшие ноги совершенно отказывались прибавлять ходу. Когда я открывал двери Храма было уже двадцать минут пятого. Каково же было мое удивление когда открыв дверь, я услышал самые первые слова вечернего богослужения которые произносит Священник при начале службы...
"Благословен Бог наш... Всегда, ныне и присно, и во веки веков...."
Когда же сидя столом на квартире в месте со служащим иеромонахом, у которого я по старому знакомству остался ночевать на эту ночь, я спросил.
- Отче. А почему сегодня служба началась на целых двадцать минут позже обычного, ведь звонили то без трех четыре?
Он ответил.
- Да со службой что то никак сразу с псаломщиком разобраться не могли, запутались в богослужебных указаниях на сегодняшний день. Вот и начали на целых двадцать минут позже. Раньше такого никогда не было.
_________________
Спаси Господи и меня и Вас.
|
