...
«Больничное дело было предусмотрено уставом Василия Великого. В св. уставе о больнице говорится: монашки, опасающиеся, что путем больничного послушания они уклоняются от монашества, не понимают церковного устава, не понимают заповеди Христовой и не понимают того, что Господь во время своего странствования так много заботился о болящих, а также и св. апостолы. Когда мы сподобляемся приблизиться к болящему, то мы невидимо приближаемся к Христу, и если при служении болящим храним на уме, в сердце и творим устами Иисусову молитву, то это те живые четки, та идея, за которую радостно можно гореть на костре, за которую можно радостно принимать всякое поношение!» (там же).
Строгие общежительные уставы часто вообще запрещали монахам покидать территорию монастыря, поэтому широкая социальная деятельность монастырей вызывала порой неодобрение. Как писал в своих воспоминаниях митрополит Евлогий (Георгиевский), «некоторые епископы смотрели на наши холмские монастыри косо. “Школы, приюты, лечебницы... — причем тут монашество?” — говорили они» (Евлогий /Георгиевский/, митр. Путь моей жизни. М., 1994. С. 108).
Игуменья Леснинского монастыря Екатерина, создательница общины диаконисс в начале XX в., отмечала, что в обществе нет однозначной оценки социальной деятельности таких общин: «Многие еще утверждают, что монахине не подобает общественная деятельность. Маститый издатель “Троицких листков” преосв. Никон, епископ Серпуховской, неоднократно высказывал в печати, что Леснинскую обитель и ей подобные обители можно признать полезными и почтенными, но называть их монастырями не должно, ибо они преследуют цели мирские, благотворительные, чуждые монашеству» (Докладная записка настоятельницы Леснинского женского монастыря ... об основании общины диаконисс. 1905 г. РГИА. Ф.796. Оп. 445. Д. 340. Л. 3).
Даже основательницы монастырей, как правило, очень аскетично настроенные, вынуждены были не только поддерживать активную связь с миром, но постоянно искать источники для существования своего монастыря и для его благотворительной деятельности. Простое расширение монастырского хозяйства требовало получения разрешений епархиального начальства. Итак, сама практика этих общин породила мысль о создании иного, не монашеского чина, а чина диаконисс.
Потребность в диакониссах возникла и в ходе миссионерской деятельности Церкви. Первым, кто стал ходатайствовать о восстановлении этого чина, был известный архимандрит Макарий (Глухарев), алтайский миссионер. Он говорил о необходимости участия женщин в подготовке к крещению, особенно для помощи больным женщинам. Известны его обращения к Е.Ф.Непряхиной и В.И.Верховской с просьбой принять участие в миссии (1830—1840-е гг.).
Проект воссоздания чина диаконисс архимандрит Макарий отправил епископу Агапиту Томскому с просьбой препроводить в Святейший Синод. Другой экземпляр был отправлен на имя Николая I. Этот экземпляр тоже оказался в Синоде.
Определение Синода гласило: «Прошение архимандрита Макария оставить без действия, и рукопись возвратить при указе томскому преосвященному» (ГАРФ. Ф. 3431. Оп. 1. Д. 326. Л. 59 об.). По-видимому, проект был показан и Филарету (Дроздову), московскому митрополиту, который в одном из своих писем Макарию писал: «Вы говорите о диакониссах, но от чего сей чин прекратился в Церкви? От того ли, что отцы меньше нас знали, что для Церкви полезно и что удобно? Я не почитаю восстановление сего чина ни бесполезным, ни невозможным, но вы видите, что мысли ваши дошли до начальства и не встретили сочувствия» (там же).
Интересно, однако, что переписка с Макарием относительно диаконисс повлияла и на самого митрополита Филарета; он пошел даже далее, чем алтайский архимандрит. В том же 1840 г. митрополит посвятил настоятельницу Спасо-Бородинского монастыря Марию (Маргариту Михайловну Тучкову) в сан игуменьи по чину диаконисс с троекратным возглашением слов повели, повелите и аксиос (см.: Троицкий С.В. Диакониссы православной Церкви. СПб., 1912. С. 294).
....
http://www.fotopalomnik.ru/content/view/215/1/
