Православный форум Доброе слово

Тут http://sagittario.livejournal.com/468993.html
Такая же картина, за небольшими исключениями, в 18-м, 19-м, 21-м, 22-м, 23-м, 24-м, 29-м. Как минимум 12 лет в коммунистической стране религиозные праздники были праздничными или нерабочими днями. Правда, неоплачиваемыми.

Письмо священника коммуниста
(Гор.Орлов).

Отцы, братья! Призываю вас немедленно признать Советскую власть, вступить в партию коммунистов, перестать мучить народ панихидами и молебнами. Забудьте корыстолюбие, оставьте сребролюбие. Идите помогать трудящимся и угнетенным, а не молиться за богачей. Великое светлое будущее несут трудящемуся народу коммунисты. Да здравствует Советская власть. Да здравствуют коммунисты. Прочь власть черных воронов, долой иезуита епископа Серафима.

Обыденность и норма - это не подвиг, это Вы точно сказали. Когда раба в нечеловеческих условиях хозяин обыденно заставляет работать - это не подвиг. Подвиг - это когда человек, который может этого не делать - идет и делает, в тех же нечеловеческих условиях, в которых работал раб. Потому, что с его стороны это жертва.

Ой, не зря Моисей 40 лет народ по пустыне водил, чтобы выросло новое поколение, не знавшее рабства.

А граждане СССР были что, свободными?

Безусловно, свободнее чем сейчас. На деле, а не в пропагандистской картинке последних 30 лет.

И третья категория – свобода духовная. Она означает власть человека над своим эгоизмом, своими страстями, греховными чувствами, желаниями – над самим собой. Такая свобода приобретается только при правильной христианской жизни [1], делающей христианина способным к общению с Богом, почему Апостол Павел и пишет: ...где Дух Господень, там свобода (2 Кор. 3, 17). Апостол называет человека, достигшего духовной свободы, новым (Еф. 4, 24), подчеркивая этим обновленность его ума, сердца, воли и тела по образу Христа. Напротив, живущего греховно называет ветхим (Еф. 4, 22), рабом (Рим. 6, 6, 17), как не имеющего силы следовать тому, о чем ему говорят и вера, и разум, и совесть – и о чем он хорошо знает, что оно несомненно является для него благом. Это состояние духовного рабства как антитезу истинной свободе Апостол Павел описывает в следующих ярких словах: Ибо не понимаю, что делаю: потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю... Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю... в членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником закона греховного (Рим. 7, 15, 19, 23).

В связи с этим обращают на себя внимание следующие две важнейшие их особенности. Во-первых, любое право двусторонне и может быть использовано не только в целях личной и общественной пользы, но и в прямо противоположных целях (например, информация или диффамация [4]; проповедь мира, целомудрия или пропаганда насилия, разврата и т.д.). Во-вторых, права в юридическом их смысле сами по себе ничего не говорят о самом главном для христианина – их значении для приобретения духовной свободы. Более того, катастрофическая моральная деградация общества в современных так называемых свободных странах и очевидный упадок духовности в христианских Церквах этих стран показывают, что внешние свободы без удерживающего (2 Фес. 2, 7) не только не возвышают человека, но часто служат одним из эффективных средств его духовного и нравственного разложения.

Уже эти особенности говорят о том, что внешние свободы не могут рассматриваться как безусловная и самодостаточная ценность

Мы, рабочие петроградских фабрик и заводов, обращаемся к Всероссийскому съезду Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов со следующим заявлением:
25 октября 1917 г. большевистская партия в союзе с партией левых с[оциалистов]-р[еволюционер]ов и опираясь на вооруженных солдат и матросов свергла Временное правительство и захватила власть в свои руки.
Мы, петроградские рабочие, в большинстве своем приняли этот переворот, совершенный от нашего имени и без нашего ведома и участия, совершенный накануне второго съезда Советов, которому предстояло сказать свое слово по вопросу о власти.
Более того. Рабочие оказали поддержку новой власти, объявившей себя правительством рабочих и крестьян, обещавшей творить нашу волю и блюсти наши интересы. На службу ей стали все наши организации, за нее пролита была кровь наших сыновей и братьев, мы терпеливо переносили нужду и голод; нашим именем сурово расправлялись со всеми, на кого новая власть указывала как на своих врагов; и мы мирились с урезыванием нашей свободы и наших прав во имя надежды на данные ею обещания.
Но прошло уже четыре месяца, и мы видим нашу веру жестоко посрамленной, наши надежды грубо растоптанными.
Новая власть называет себя советской и рабоче-крестьянской.
А на деле важнейшие вопросы государственной жизни решаются помимо Советов; ЦИК-т вовсе не собирается или собирается затем, чтоб безмолвно одобрить шаги, без него самодержавно предпринятые народными комиссарами; Советы, не согласные с политикой правительства, бесцеремонно разгоняются вооруженной силой; всюду голос рабочих и крестьян подавляется голосом делегатов, якобы представляющих 10-миллионную армию, дезорганизованную большевистской политикой, существующую только на бумаге, частью демобилизованную, частью самовольно обнажившую фронт и разбежавшуюся по домам. На деле всякая попытка рабочих выразить свою волю в Советах путем перевыборов пресекается, и не раз уже петроградские рабочие слышали из уст представителей новой власти угрозы пулеметами, испытали расстрелы своих собраний и своих манифестаций.
Нам обещали немедленный мир, демократический мир, заключенный народами через головы своих правительств. А на деле нам дали постыдную капитуляцию перед германскими империалистами. Нам дали мир, наносящий сильнейший удар всему рабочему Интернационалу и поражающий насмерть русское рабочее движение. Нам дали мир, закрепляющий распад России и делающий ее добычей иностранного капитала, мир, разрушающий нашу промышленность и позорно предающий интересы всех народностей, доверившихся русской революции. Нам дали мир, при котором мы не знаем даже точных границ своего рабства, потому что большевистская власть, столько кричавшая против тайной дипломатии, сама практикует худший сорт дипломатической тайны и, уже покидая Петроград, до сих пор не сообщает полного и точного текста всех условий мира, самовольно распоряжаясь судьбами народа, государства, революции.
Нам обещали хлеб. А на деле дали небывалый голод. Нам дали Гражданскую войну, опустошающую страну и вконец разоряющую ее хозяйство. Под видом социализма нам дали окончательное разрушение промышленности и расстройство финансов, нам дали расхищение народного достояния и накопленных капиталов людьми с ненасытным аппетитом. Нам дали царство взяточничества и спекуляции, принявших неслыханные размеры. Нас поставили перед ужасами длительной безработицы, лишив нас всяких способов действительной борьбы с ней. Профессиональные союзы разрушены, заводские комитеты не могут нас защитить, Городская дума разогнана, кооперативам ставят помехи. Покидая Петроград, Совет Народных Комиссаров бросает нас на произвол судьбы, закрывая фабрики и заводы, вышвыривая нас на улицу без денег, без хлеба, без работы, без органов самозащиты, без всяких надежд на будущее.
Нам обещали свободу. А что мы видим на деле? Где свобода слова, собраний, союзов, печати, мирных манифестаций? Все растоптано полицейскими каблуками, все раздавлено вооруженной рукой. В годовщину революции, оплаченной нашей кровью, мы снова видим на себе железные оковы бесправия, казалось, вдребезги разбитые в славные дни 1917 г. Мы дошли до позора бессудных расстрелов, до кровавого ужаса смертных казней, совершаемых людьми, которые являются одновременно и доносчиками, и провокаторами, и следователями, и обвинителями, и судьями, и палачами.
Так во имя чего льется ручьями кровь рабочих и крестьян России. Так во имя чего разогнано всенародное Учредительное собрание, за которое гибли на виселицах, на каторге, в тюрьмах и ссылке наши лучшие люди, за которое десятилетиями боролись мы и наши отцы.
Но нет! Довольно кровавого обмана и позора, ведущего революционную Россию к гибели и расчищающего путь новому деспоту на место свергнутого старого. Довольно лжи и предательства. Довольно преступлений, совершаемых нашим именем, именем рабочего класса.
Мы, рабочие петроградских фабрик и заводов, требуем от съезда:
1. Отказа утвердить кабальный, предательский мир.
2. Постановления об отставке Совета Народных Комиссаров.
3. Немедленного созыва Учредительного собрания и передачи ему всей власти для прекращения Гражданской войны, воссоздания единства свободных народов России, организации промышленности, сельского хозяйства, транспорта, продовольствия, собирания сил для отпора вторжению насильников и заключения мира на основах, ограждающих интересы революционной России.

В том-то и дело что безусловно нет.

Свобода в христианском понимании - прежде всего в свободе духовной:

Советское воспитание всей своей системой от яслей до работы делало - ну как минимум ОЧЕНЬ стремилось - сделать человека духовным рабом коммунистической идеологии.

21 июля 1945 г. проходило партийное собрание Союза советских писателей: об итогах пятого пленума РК ВКП(б) "О результатах приема в ВКП(б) за первое полугодие 1945 г. и воспитательной работе с коммунистами в Краснопресненской районной партийной организации". На этом партийном собрании в прениях выступила член ВКП(б) с 1942 г. Шагинян М.С., которая, не останавливаясь на работе партийной организации, высказала следующее:
"Внимание! Я расскажу жуткие вещи, что у нас творятся!
Я была на Урале, там 15 000 рабочих Кировскогo завода взбунтовались, бунт самый настоящий, потому что плохие условия. Об этом узнали райкомы и обком ВКП(б) только тогда, когда наехали во время бунта. Директор на заводе не был два месяца. После этого бунта он отпустил 2 млн рублей на благоустройство. Инвалидов Великой Отечественной войны кормят болтушкой. Они голодают. На заводах работает много детворы, детвору эксплуатируют, истощают, обрекают..."
[...] Продолжая далее, говорит: "Я была на Алтае, а там что делается, ужас. Обкомы, райкомы обжираются, жрут пайки рабочих, а рабочие голодают, ходят как тени, усталые, истощенные. Где же ленинское учение, где Сталинская конституция?"
Продолжая далее, она говорит: "Я была по Куйбышевской дороге. Покажу возмутительные дела, что делают генералы [...]. Входит в мягкий вагон генерал в сопровождении другого военного (вы ведь знаете, что мы, писатели, ездим в мягких вагонах), проверяя документы, видят молодую женщину и предлагают ей освободить место для генерала. Разве это терпимо? Рядом сидел раненый подполковник, освобождает место генералу. Где это видано, что это делается? [...] При этом при всем у нас много пишут похвалы. Вот куда надо смотреть, вот о чем надо писать нам, писателям".
Возмутительное и непартийное выступление Шагинян вместо осуждения находит поддержку у некоторой (небольшой) части коммунистов, которая ей аплодирует.
[...] Выступление т. Поликарпова(, показавшего недостатки в работе парторганизации и отдельных коммунистов, особенно в работе над собой, по изучению теории и иcтоpии большевистской партии и давшего оценку выступлению Шагинян как неправильному и непартийному, не нашло единодушной поддержки всей парторганизации. Некоторая часть коммунистов осталась при своем мнении, разделяя точку зрения Шагинян. О чем говорит выступление после т. Поликарпова коммуниста Родова, который говорит: "Выступление Шагинян является призывом к нам, писателям, как писать и о чем писать, а т. Поликарпов ее неправильно понял" [...].

[...] По сообщению МГБ БССР, Формашев Вячеслав Иванович, будучи заместителем министра иностранных дел БССР, в июне месяце 1947 г. провалил план мероприятий Совета Министров Белорусской ССР по посещению иностранными корреспондентами одного из колхозов Логойского района Белорусской ССР. Корреспондентам по этому плану должны были показать колхоз имени Сталина Логойского района Минской области, в котором были проведены соответствующие мероприятия по их встрече. Однако, вопреки этому плану, исполняющий обязанности заместителя министра иностранных дел БССР Формашев 25 июня 1947 г. повез иностранцев в другой и самый отсталый колхоз "Коммунизм" Логойского района. По приезде в колхоз "Коммунизм" корреспондентов встретил председатель колхоза Римша Антон, который по своему внешнему виду был грязный, оборванный и босиком. Римша пригласил всех приехавших в свою квартиру, находившуюся в крайне антисанитарном состоянии, вследствие чего иностранцы не пожелали остановиться в ней и сразу же вышли на улицу, где и происходила их беседа с председателем колхоза. На поставленные корреспондентами вопросы о материальном и бытовом положении колхозников председатель колхоза Римша ответил, что колхозники в прошлом году на трудодень получили только по 180 г ржи и больше ничего и что население испытывает большие материальные затруднения. Вокруг иностранцев собралось большое количество колхозников, и некоторые из них выкрикивали, что они не имеют хлеба, варят и едят траву, что живут очень плохо и т.п. Перед отъездом иностранцев их обступила толпа колхозников, которые кричали и жаловались, что пухнут с голода, едят хлеб из травы, а одна колхозница подошла к корреспонденту газеты "Нью-Йорк трибюн" Нисману и показала ему лепешку, приготовленную из картошки с травой, заявив, что колхозники питаются таким хлебом. Таким образом, по существу, Формашевым сознательно была допущена провокационная вылазка отдельных антисоветски настроенных колхозников перед иностранцами с целью дискредитации колхозного строя.
Бюро ЦК КП(б) Белоруссии объявило Формашеву выговор со снятием с должности заместителя министра иностранных дел БССР [...].
Старший референт 2-го сектора отдела кадров
Комитета информации МИД СССР В. Алексеев

А вы считаете что это хорошо, когда ребенок вместо того чтоб учится в школе должен с 3 лет идти работать?

Вот сравните этот протокол с вопросом http://www.dobroeslovo.ru/viewtopic.php ... 1#p1319861
и ответом на него - "что есть норма?"

- ну так партийный эксперт, автор записки

Вы погодите про партию. Вы свой ответ оцените.

Так это наоборот большой минус феодализма или капитализма, когда не ценится жизнь, труд, героизм простых людей.

Уважаемая редакция! Обращаюсь к вам с большой просьбой и душевной болью. Очень прошу не отклонять письмо и дать мне ответ, являюсь ли я ветераном войны и могу ли пользоваться льготами или нет.
Я, Коломоец Ольга Михайловна, родилась в с. Оректополь Покровского района Днепропетровской области. В 1941 г., когда началась война, мне было неполных 12 лет. Отца забрали на фронт. Брат проходил срочную службу и тоже попал на фронт. Мама осталась с тремя детьми. В начале октября 1941 г. в наше село пришли немецкие войска. Те, кто предал свой народ и работал на оккупантов, все время запугивали мою маму тем, что у нее сын и муж воюют против власти. Немцы гоняли нас на всякие работы, особенно зимой - расчищать дороги. В 1942 г. старших детей, в том числе и мою сестру, угнали в Германию. Это было страшное зрелище. Крик, слезы, обмороки. Мама моя после этого очень заболела, и мы с младшей сестрой жили, как могли. В октябре 1943 г. Советская Армия нас освободила. Это была несказанная радость. Но позже оказалось, что особенно радоваться было нечему. Мои мучения только начинались. Меня и таких, как я, детей послали в госпиталь в Покровский район. Там я работала няней. Может, и неприятно это вам читать, но верьте все это было. Я таскала червей из-под гипса, клопов, выносила утки. Я смотрела на человеческие мучения и страдания. Видела, как умирали от ран и вешались сами. Потом госпиталь уехал, нас отправили домой. Дома с нами тоже не нянчились. Мы делали все. Наши руки заменяли мужчин. И наши же руки - это были главные машины и механизмы в колхозе.
В 1944 г. мы получили извещение о смерти отца. После этого мы стали совсем беззащитные, никому ненужные. За что воевал мой отец, я не знаю. После извещения о смерти отца пришла еще одна повестка из военкомата. Мне, как военнообязанной, предписывалось явиться в военкомат, пройти медкомиссию, и выезд назначен на 2 октября 1944 г. Нас привезли в Кривой Рог, в управление им. Ильича, определили в школу ФЗО № 39. Вот здесь я увидела самый настоящий концлагерь. Нас было 120 человек. Мы были голодные, раздетые. Военрук выстраивал босых, искал самую большую лужу и грязь и гонял нас там, заставляя ложиться и вставать. При этом он кричал: "Запевай "Идет война народная"".
Нас поднимали в 6 утра, и процедура военного обучения длилась до 8.00. Потом строем нас вели на шахту. Шахты были разрушены, затоплены. Но, несмотря ни на что, мы там работали. Мы не знали страха. Нам всем хотелось умереть. Мы не могли так жить. А ведь нам было по 13-15 лет. После работы снова обучали военному делу.
Провинившимся давали 3-5 суток карцера. Были такие дети, которые не выдерживали этого ада. Ели смолу, мыло, лишь бы заболеть. А два парня сбежали, но их возвратили, и перед нами, испуганными детьми, сделали показательный суд. Судил их военный трибунал. Им дали по пять лет штрафбата. А им всего по 14 лет было. Так я их дальнейшую судьбу и не знаю. Пробыли мы в этом "концлагере" восемь месяцев - с 2 октября 1944 г. по 20 мая 1945 г. Когда окончилась война, нас распределили по шахтам и сказали, что мы, как военнообязанные, должны отработать по четыре года. Шахта - это тот самый фронт. Так что, для кого война окончилась, а для меня она продолжалась еще восемь лет. Особенно были страшные четыре первых года. Шахты, я уже говорила, затоплены, разрушены. Никакой техники безопасности. Я работала вместе с теми, кто остался по брони, и с теми, кто провинился. Специальность тогда не имела значения, работали на всех местах - от бур-щика до откатчика. Электроэнергию отключали через каждый час. Нас под землей топило, дважды меня засыпало в забоях. При мне убило семь человек. Конечно, не описать всего страха и страдания в эти годы.
Все, кто пришел с войны, уже жили со своими семьями. Все дети, чьи отцы поприходили с фронта, уехали домой. Отцы дали им вызов. Потому что уйти из шахты мы могли только по особому вызову. А я и мама страдали при немцах, страдали и при наших, потому что у нас не было никакой защиты.
Итак, вместо четырех лет я проработала в шахте восемь лет. Мне не дали уволиться. Не было кому работать в этом аду. Никто не хотел идти под землю.
Хотя и было неимоверно трудно работать, но я была одной из передовых работников по управлению. Я была стахановка, награждена медалью "Победитель соцсоревнования" (по управлению награждено было всего трое человек). Тогда такие награды значили много. Взята на персональный учет по Министерству черной металлургии за подписью тогдашнего министра черной металлургии т. Тевосяна. Много было грамот, поощрений. Я работала, не жалея своих сил, не обращая внимания на свое здоровье.
Тогда же я вышла замуж за парня, работающего на шахте по брони. В 1952 г. у меня родился сын, и я уволилась с шахты. А в 1956 г. меня постигло новое несчастье - муж попал под поезд. Ему ампутировали ноги, и остался он калекой. Пришлось носить его на плечах. 27 лет я прожила с ним после того, как он стал инвалидом. Все эти годы я работала в зависимости от его здоровья. Часто увольнялась, так как надо было ухаживать за больным мужем. Перед тем как он умер, я два года не работала по той же причине.
Сейчас я на пенсии, но я не ветеран войны и не ветеран труда. Оказывается, я ничего не сделала для своей страны. А то, что я страдала с самого детства, отдала все силы и здоровье для работы, - это не считается. Не считается и то, что сейчас у меня отнимаются руки и ноги. При своем здоровье я вынуждена выстаивать в оче-редях за продуктами, смотреть на эту злобу и ненависть людей друг к другу.
Все, у кого есть военная книжка, идут с гордо поднятой головой. Но если по справедливости, я же призвана военкоматом и, наверное, не меньше смотрела смерти в глаза, чем ветераны войны, а может, и больше некоторых. Причем в такие молодые годы.
Что меня побудило к вам обратиться? На днях я слушала местное радио. Называли наше управление им. Ильича. И говорили о самоотверженном труде шахтеров в послевоенное время. Назвали две фамилии - одного парня с нашего управления и мою (девичья фамилия моя - Горобец).
В этом письме десятая доля моих мучений и страданий. Очень прошу ответить мне. Если вы не сможете дать положительный ответ, то посоветуйте, куда мне обратиться. Заранее вам благодарна.

Вы погодите про партию. Вы свой ответ оцените.

На рассвете, перед уходом заключенных на работы, и вечером, во время обеда, перед нашими палатками маячили десятки оборванных крестьянских ребятишек, выпрашивавших всякие съедобные отбросы. Странно было смотреть на этих детей "вольного населения", более нищего, чем даже мы, каторжники, ибо свои полтора фунта хлеба мы получали каждый день, а крестьяне и этих полутора фунтов не имели.
Нашим продовольствием заведовал Юра. Он ходил за хлебом и за обедом. Он же играл роль распределителя лагерных объедков среди детворы. У нас была огромная, литров на десять, алюминиевая кастрюля, которая была участницей уже двух наших попыток побега, а впоследствии участвовала и в третьей. В эту кастрюлю Юра собирал то, что оставалось от лагерных щей во всей нашей палатке. Щи эти обычно варились из гнилой капусты и селедочных головок, - я так и не узнал, куда девались селедки от этих головок... Немногие из лагерников отваживались есть эти щи, и они попадали детям. Впрочем, многие из лагерников урывали кое-что из своего хлебного пайка.
Я не помню, почему именно все это так вышло. Кажется, Юра дня два-три подряд вовсе не выходил из УРЧ (учетно-распределительная часть. - Г.И.), я тоже, наши соседи по привычке сливали свои объедки в нашу кастрюлю. Когда однажды я вырвался из УРЧ, чтобы пройтись хотя бы за обедом, я обнаружил, что моя кастрюля, стоявшая под нарами, была полна до краев, и содержимое ее превратилось в глыбу сплошного льда. Я решил занести кастрюлю на кухню, поставить ее на плиту и, когда лед слегка оттает, выкинуть всю эту глыбу вон и в пустую кастрюлю получить свою порцию каши.
Я взял кастрюлю и вышел из палатки. Была почти уже ночь... Пронзительный морозный ветер выл в телеграфных проводах и засыпал глаза снежной пылью. У палаток не было никого. Стайки детей, которые в обеденную пору шныряли здесь, уже разошлись. Вдруг какая-то неясная фигурка метнулась ко мне из-за сугроба и хриплый, застуженный детский голосок пропищал:
- Дяденька, дяденька, может, что осталось, дяденька, дай!..
Это была девочка, лет, вероятно, одиннадцати. Ее глаза под спутанными космами волос блестели голодным блеском. А голосок автоматически, привычно, без всякого выражения, продолжал скулить:
- Дяденька, да-а-а-ай!
- А тут только лед.
- От щей, дяденька?
- От щей.
- Ничего, дяденька, ты только дай... Я его сейчас, ей-богу, сейчас... Отогрею... Он сейчас вытряхнется... Ты только дай!
В голосе девочки была суетливость, жадность и боязнь отказа. Я соображал как-то очень туго и стоял в нерешительности. Девочка почти вырвала кастрюлю из моих рук... Потом она распахнула рваный зипунишко, под которым не было ничего - только торчали голые острые ребра, прижала кастрюлю к своему голому тельцу, словно своего ребенка, запахнула зипунишко и села на снег.
Я находился в состоянии такой отупелости, что даже не попытался найти объяснения тому, что эта девочка собиралась делать. Только мелькнула ассоциация о ребенке, о материнском инстинкте, который каким-то чудом живет еще в этом иссохшем тельце... Я пошел в палатку отыскивать другую посуду для каши своей насущной.
В жизни каждого человека бывают минуты великого унижения. Такую минуту пережил я, когда, ползая под нарами в поисках какой-нибудь посуды, я сообразил, что эта девочка собирается теплом изголодавшегося своего тела растопить эту полупудовую глыбу замерзшей, отвратительной, свиной, но все же пищи. И что во всем этом скелетике тепла не хватит и на четверть этой глыбы.
Я очень больно ударился головой о какую-то перекладину под нарами и, почти оглушенный от удара, отвращения и ярости, выбежал из палатки. Девочка все еще сидела на том же месте, и ее нижняя челюсть дрожала мелкой, частой дрожью.
- Дяденька, не отбирай! - завизжала она.
Я схватил ее вместе с кастрюлей и потащил в палатку. В голове мелькали какие-то сумасшедшие мысли. Я что-то, помню, говорил, но думаю, что и мои слова пахли сумасшедшим домом. Девочка вырвалась в истерии у меня из рук и бросилась к выходу из палатки. Я поймал ее и посадил на нары. Лихорадочно, дрожащими руками я стал шарить на полках, под нарами. Нашел чьи-то объедки, полпайка Юриного хлеба и что-то еще. Девочка не ожидала, чтобы я протянул ей их. Она судорожно схватила огрызок хлеба и стала запихивать себе в рот. По ее грязному личику катились слезы еще не остывшего испуга.
Я стоял перед нею пришибленный и растерянный, полный великого отвращения ко всему в мире, в том числе и к себе самому. Как это мы, взрослые люди России, тридцать миллионов взрослых мужчин, могли допустить до этого детей нашей страны? Как это мы не додрались до конца? Мы, русские интеллигенты, зная ведь, чем была "Великая французская революция", могли бы себе представить, чем будет столь же великая революция у нас!.. Как это мы не додрались? Как это все мы, все поголовно, не взялись за винтовки? В какой-то очень короткий миг вся проблема Гражданской войны и революции осветилась с беспощадной яркостью. Что помещики? Что капиталисты? Что профессора? Помещики - в Лондоне, капиталисты - в Наркомторге, профессора в академии. Без вилл и автомобилей, но живут... А вот все эти безымянные мальчики и девочки?.. О них мы должны были помнить прежде всего, ибо они будущее нашей страны... А вот - не вспомнили... И вот на костях этого маленького скелетика - миллионов таких скелетиков - будет строиться социалистический рай. Вспоминался карамазовский вопрос о билете в жизнь... Нет, ежели бы им и удалось построить этот рай - на этих скелетиках, - я такого рая не хочу. Вспомнилась и фотография Ленина в позе Христа, окруженного детьми: "Не мешайте детям приходить ко мне..." Какая подлость. Какая лицемерная подлость!..
Много вещей видал я на советских просторах - вещей намного хуже этой девочки с кастрюлей льда. И многое как-то уже забывается. А девочка не забудется никогда. Она для меня стала каким-то символом - символом того, что сделалось с Россией.

Мне еще хотелось бы убедиться, что Вы восприняли мой комментарий относительно того, могут ли внешние условия повлиять на духовную свободу человека. Потому, что в Вашей позиции все построено на том, что СССР - мог и влиял.

Да, считаю, и считаю что обоснованно, что мог и влиял.

Это по сути азы методов информационно-психологической обработки,

Известихся бо, яко ни смерть, ни живот, ни ангели, ни начала, ни силы, ни настоящая, ни грядущая, ни высота, ни глубина, ни ина кая тварь возможет нас разлучити от любве Божия, яже о Христе Иисусе Господе нашем

Это, по сути, азы христианства.

Итак, Вы пытаетесь судить о "большевистском режиме" по сути главного не понимая. Не большевизм причина отпадения людей от Бога, напротив, отпадение людей суть причина появления вот тех картиночек, которые Вы вот выше размещали.

А затем система стала воспроизводить изначально не знающих (отпавших) от Бога "гомо советикусов" что называется в промышленных масштабах.

Нельзя "воспроизводить гомо советикусов". Я уж не буду говорить, что это фашизм, да? считать, что один человек от другого по сути чем-то отличается.

Вы обратите внимание, как изменился даже внешний вид солдата, — он стал каким-то звероподобным, страшным, особенно матрос. Признаюсь вам, что «товарищи» кажутся мне иногда существами, вовсе лишенными духа и обладающими только низшими душевными способностями, особой разновидностью дарвиновских обезьян — homo socialisticus.

Книга Советские люди, выпущенная Политиздатом в 1974 г., объявила, что Советский Союз – первое на земле царство свободы трудового человека, стал родиной "нового, высшего типа человека разумного – Хомо Советикус".13 Авторы книги с предельной ясностью подвели итоги блестяще завершенному эксперименту: миллионы лет эволюционировала клетка к Хомо Сапиенс – человеку разумному, на протяжении 60 лет шло его "очищение от скверны" и в Советском Союзе родился высший тип Хомо Сапиенс – Хомо Советикус, новая биологическая особь. В 1976 г. Брежнев рапортовал Двадцать Пятому съезду: советский человек – важнейший итог прошедшего шестидесятилетия.14

[…]. Все согласны в главном – идет, с первых дней революции, процесс формирования нового человека. Мнения расходятся только о степени приближения к цели. На протяжении минувших десятилетий модель Советского человека менялась. В 20-е годы в ходу была модель революционера-разрушителя старого мира: железные комиссары, стальные чекисты. Ей на смену пришел созидатель Нового мира: "индустриальный человек", "научно-организованный человек" (НОЧ), "усовершенствованный коммунистический человек" (УСКОМЧЕЛ) – строитель утопии, от которого требовалась идейность, но также энергия, инициатива. Сталин провозгласил окончательный идеал – винтик: советский человек должен чувствовать себя винтиком гигантской машины государства. Хрущев объявил неизбежным создание к 1981 г. "винтика", "сочетающего в себе высокую идейность, широкую образованность, моральную чистоту и физическое совершенство"19.
Внешние различия модели скрывали единство содержания. Целью было и есть создание инструмента для строительства нового мира. Великий писатель Андрей Платонов, еще в 20-е годы, предупреждал о начавшемся процессе творения "государственного жителя". Каждая из моделей Советского человека содержит как основную черту – чувство принадлежности к государству, ощущение себя частицей, "винтиком" государственной машины, членом коллектива. Евгений Замятин через три года после революции описал государство будущего, в котором отношения между человеком и системой определены математически точно: "… Две чашки весов: на одной грамм, на другой – тонна, на одной "я", на другой – "Мы", Единое государство. Не ясно ли: допускать, что у "я" могут быть какие-то "права" по отношению к Государству и допускать, что грамм может уравновесить тонну – это совершенно одно и то-же. Отсюда распределение: тонне – права, грамму обязанности; и естественный путь от ничтожества к величию: забыть, что ты – грамм и почувствовать себя миллионной долей тонны".20
Замятин открывает необыкновенно важный закон формирования Нового человека: для достижения цели – создания инструмента строительства Нового мира – необходимо не только желание руководителей расплавить "граммы" в "тонну", но и желание руководимых – "граммов" – влиться в "тонну", врасти в коллектив. Успех операции по выведению нового типа человека зависит от степени готовности отказаться от "я", от интенсивности сопротивления процессу, который в 30-е годы обозначался в Советском Союзе металлургическим термином – "перековка".

[…].Гомо советикус – комплекс качеств, черт характера, которые имеются – в разной пропорции – у всех людей, живущих в Советском Союзе, дышащих его атмосферой. Французский кинокритик, посмотрев советский фильм на фестивале в Венеции в 1982 г., был поражен: "Персонажи и режиссер пришли к нам как бы с другой планеты…" Его удивление понятно, но если бы он внимательно осмотрелся вокруг – на своей родине – во Франции, или в Италии, или в другой любой стране несоветского мира, он обнаружил бы в людях немало качеств Советского человека, готовность приобрести эти качества. Легко заметить, что во всех странах, где устанавливается система советского типа, немедленно ставится задача создать Нового человека.

[…]. В условиях системы советского типа, в результате социальной дрессировки, эти качества, эти черты начинают развиваться, расти, становятся доминирующими.

Правильно ли я Вас понимаю, что Вы считаете, что православный философ С. Булгаков, который впервые и применил термин в форме "homo socialisticus" в 1918 году в книге «На пиру богов» для описания революционных солдат и матросов (цитата ниже) - фашист?

Сталин провозгласил окончательный идеал – винтик: советский человек должен чувствовать себя винтиком гигантской машины государства.

Тост на приёме в Кремле в честь участников Парада Победы 25 июня 1945 года

Не думайте, что я скажу что-нибудь необычайное. У меня самый простой, обыкновенный тост. Я бы хотел выпить за здоровье людей, у которых чинов мало и звание незавидное. За людей, которых считают "винтиками" великого государственного механизма, но без которых все мы — маршалы и командующие фронтами и армиями, говоря грубо, ни черта не стоим. Какой-либо "винтик" разладился — и кончено. Я подымаю тост за людей простых, обычных, скромных, за "винтики", которые держат в состоянии активности наш великий государственный механизм во всех отраслях науки, хозяйства и военного дела. Их очень много, имя им легион, потому что это десятки миллионов людей. Это — скромные люди. Никто о них не пишет, звания у них нет, чинов мало, но это — люди, которые держат нас, как основание держит вершину. Я пью за здоровье этих людей, наших уважаемых товарищей.

Правда 27 июня 1945 года
(По газетному отчету)

Это, по сути, азы христианства.

Свт. Феофан Затворник

Известихся бо, яко ни смерть, ни живот, ни Ангели, ни Начала, ниже Силы, ни настоящая, ни грядущая

Спрашивал: кто ны разлучит от любве Божия? Теперь отвечает: известихся, — что ничто и никто не может нас разлучить от любви сей. Известихся, πέπεισμοα, — я убедился, убежден. Извещение бывает свыше, но здесь говорится о свойственных человеку, яко человеку, убеждениях. Из всего, что мне даровано, что было со мною, какие искушения испытал и какие избавления видел, я вынес убеждение, что ни меня, ни подобных мне ничто не может отлучить от любве Божия, то есть погасить в нас любовь к Богу и уклонить к исканию чего-либо другого, кроме угодного Богу. Выставляет свое убеждение; но, сознавая, что он не один таков, общую всех, подобно ему, воодушевленных любовию к Богу изъявляет непоколебимую верность, чтобы и всех христиан во все времена воодушевлять к такой же любви и такой же уверенности. Я уверен, что, кто вкусит однажды истинную любовь к Богу, того ничто уже от нее оторвать не может, тот не променяет ее ни на что и не позволит себе прильнуть сердцем к чему-либо другому, кроме Бога. Этим завершает Апостол указание основ упования со стороны человека — в верности Богу непоколебимой, любовной. Он не предписание дает, а изъявляет свою воодушевленную ревность; а воодушевление, обычно, увлекает всех видящих воодушевленного.

...

Лопухин А.П.

Ст. 38-39 Ибо я уверен, что ни смерть, ни жизнь, ни Ангелы, ни Начала, ни Силы, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе, Господе нашем

Уверенность в том, что верующий препобеждает всякие искушения, Апостол подкрепляет здесь своим заверением, что никакая сила, как бы она ни была могущественна, не отлучит верующих от любви Божией.

Ключевые слова - для того, чтобы ничто кроме Бога, не могло отлучить от любви Божией, надо для начала эту любовь вкусить - то есть как минимум иметь для этого возможность, стать верующим.

Ах, да.

Вот Ваши слова.

Вот что было на самом деле.

ЗА ЗДОРОВЬЕ СКРОМНЫХ ЛЮДЕЙ!


Все Ваши тексты имеют такую же цену. Они не о СССР ни разу.

Сталин провозгласил окончательный идеал – винтик: советский человек должен чувствовать себя винтиком гигантской машины государства.

Я не знаю, фашист ли С. Булгаков - чувствуете разницу, между человеком и идеей? - но вот это все "воспроизводить такого-то человека" - несомненный фашизм.

И тот кусок текста, который Вы привели - "звероподобный,""обладающими только низшими душевными способностями", "особой разновидностью дарвиновских обезьян" - без всякого сомнения фашистский.

Я даже не буду сейчас разбирать, насколько С. Булгаков философ, и насколько он православный - погуглите "сергий булгаков модернизм".
http://antimodern.ru/sophia-1935/

... какие-то государства могут Ему в этом воспрепятствовать. Бог, то есть, не всесилен.

Не то интересно, что "советская система" делала все, чтобы воспрепятствовать. То интересно, что христианин считает, что "советская система" была в силах воспрепятствовать Богу.

Приведенные Вами слова - официальная советская пропаганда.

Человек - для большевиков - винтик. Слово было сказано. Не Образ и Подобие Божие. Вообще - бездушный предмет механизма. И именно в этой роли человек превозносится советской пропагандой, именно за "винтик" был поднят процитированный тост. Не за Образ Божий в человеке.

Идею именно целенаправленно воспроизводить всей государственной системой "нового" - в данном случае "советского" человека декларировали сами большевики начиная от Ленина. Вплоть до Брежнева. Почитайте труды, источники - найдете при желании.

Если бы Вы читали его труды - при всей их богословской неоднозначности, то знали бы, что и в каком ключе С. Булгаков писал о германском расизме и национал-социализме - уж после этого считать его фашистом как минимум странно.

Простите.
Но более дискутировать с ностальгирующими по проекту "СССР" - уже не хочу.
Надоело.
Тем более на христианском форуме.

Ладно там ещё говорить про некоторые проявления государственной политики на местах в определённые периоды. Но не общественная норма.

Очень знакомый ход мыслей и своеобразное перекручивание фактов....

Вадим, не соглашусь, в советское время именно общественной нормой был атеизм, вернее, дикое язычество. Верующих унижали и обижали чаще не первые секретари обкомов, которые тайком сами детей крестили, верующих унижали и обижали именно простые граждане, соседи, коллеги.
Вот ни помню ни разу, чтобы председатель колхоза и председатель сельского совета смеялись над священником, а вот соседей, простых мужиков и их жен, которые смеялись над религией, помню прекрасно. И эти же люди бежали за водой на Крещение, а на Пасху на кладбище, но могли плюнуть в след старушкам идущим в субботу в храм.

Ключевые слова Вашего возражения, надо полагать, такие. Если Бог хочет того, чтобы человек эту любовь вкусил (а Он хочет, как мы знаем), то какие-то государства могут Ему в этом воспрепятствовать. Бог, то есть, не всесилен.

Не то интересно, что "советская система" делала все, чтобы воспрепятствовать. То интересно, что христианин считает, что "советская система" была в силах воспрепятствовать Богу.