Православный форум Доброе слово

Сердечно благодарю верную дружину Св. Благоверного Великого князя Александра Невского, охраняющую его обитель, за дорогое сочувствие, участие и молитвы о мне недостойном!
Не судил Господь послужить обители Угодника, как хотелось от всей души! Но пусть и душевное усердие мое вменится в самое дело! Пусть не моя вина будет в том, что данный мне некогда во сне завет Угодника ("не уходить на покой") как будто видит свое нарушение. Сам-то я, во всяком случае, ни о каком покое не прошу и просить не нахожу возможным, никаких других назначений принять не считаю себя вправе (в силу 15-го правила I Вселенского Собора), но и восторжест­вовавшей, попущением Божиим, силе зла противиться лишен силы. А потому смиренно преклоняю свою страдальческую главу суду Божию и заступничеству Св. Угодника, а вашей, други мои, любви и молитвенной памяти прошу и впредь. Пусть и один незабвенный день 30 августа (12 сентября) 1926 г. соединит нас навеки в неразрывный союз взаимной любви и молитвенного общения, в каковом да сподобит нас предстать престолу Божию Св. Благоверный князь своею молитвенною помощью.
О, великий ревнитель Православия и славы нашего Отечества! Введи нас не только в Твою земную, но и Небесную Обитель, недоступную никаким козням лукавых слуг зла и врагов Христова мира, правды и Имени!
"По причинине многих смятений и происходящих неустройств, заблагоразсуждено совершенно прекратити обычай, вопреки апостольскому правилу обретший в некоторых местах: дабы из града во град не преходил ни епископ, ни пресвитер, ни диакон. Аще же кто, по сем определении святаго и великаго Собора, таковое что либо предпримет, или допустит сделать с собою таковое дело: распоряжение да будет совершенно недействительно, и перешедший да будет возвращен в церковь, к которой рукоположен во епископа, или пресвитера, или диакона" (Правило 15 I-го Вселенского Собора).
Привет всем и благословение.
Митрополит Иосиф.

Ваше Высокопреосвященство!
Настоящее обращение к Вам исходит от некоторых представителей пра­вославного духовенства и мирян города Ленинграда. Оно вызвано Вашими пос­ледними действиями, начиная с послания 16/29 июля с. г. По своему содержанию наше обращение к Вам для Вас, вероятно, явление знакомое, и не мы одни встревожены церковными событиями последних дней, но для нас, пода­телей его, оно должно быть решающим в вопросе о нашем дальнейшем отноше­нии к Вам и к Вашей деятельности; поэтому просим к себе Вашего Архипас­тырского внимания.
Мы, Ваше Высокопреосвященство, как, вероятно, и большинство правос­лавных людей, не находим, чтобы дела Ваши последние были совершенны пред Богом нашим (Апок. 3, 2).
Вспомните, что Вы приняли, когда становились Заместителем русского патриаршего престола, осиротевшего после ссылки первого своего место­блюстителя. Вы обещали бережно охранять то, хоть и трудное, но единст­венно правильное положение, в которое Господь поставил Русскую Церковь в отношении к нынешним правителям России. Это положение трудное, ибо об­щее имя ему – безправие, но Церковь Вселенская уже знала его некогда в прошлом, в отдельных областях своих знала всегда, а Русская за десять лет своего существования в соседстве с советской властью, также не ви­дела и не искала возможности иных отношений. Православные люди понимали, что власть, поставившая, как одну из своих целей, распространение неверия, не может не только покровительствовать Церкви, но даже и охранять внеш­ний ее строй в границах своих владений.
И действительно, положение верующих в стране стало трудным, о чем Вашему Высокопреосвященству не нужно напоминать. Памятуя слова Господа и учение апостольское, мы повиновались всем распоряжениям гражданской власти, которые не противоречат нашей православной совести, и, молча, терпели все стеснения, которым подвергалась наша вера. Но мы не надеялись иметь более тесных правовых отношений к неверующей власти и не искали их. Так продолжалось в течение десяти лет, так должно было оставаться и в бу­дущем. Православная Церковь Русская, видя свое Солнце Праведное висящим на древе крестном, стояла в чине своем, отражая в своем земном странст­вии, в годину испытаний крестный путь своего Владыки.
Вы, Ваше Высокопреосвященство, захотели как бы помочь Церкви и ис­ходатайствовали для нее у гражданской власти некоторые права. Но какою ценою Вы этого добились? Тою, которая для многих православных людей ста­нет, и уже становится, "ценою крови" (Мф. 27, 6).
Правда, Вы действовали не единолично, а как бы от лица Церкви, блюстителем патриаршего престола которой Вы являлись, но Вы вышли далеко за границы своих полномочий. В самом деле, ведь Ваши полномочия восходят к патриаршим и ими определяются, патриарх зависит от Поместного Собора, а Собор является выразителем голоса всей Русской Церкви. Эти три ступени церковного священноначалия были перед Вашими глазами, когда Вы составля­ли свое послание. Как же Вы совершили восхождение по ним к первоисточнику своих прав?
Вы начали с патриарха. Здесь на пути к нему, пред Вами стал его местоблюститель. Он был уже лишен места своего служения и отправлен в ссылку тою самою властью, у которой Вы искали для Церкви новых прав, и, молча, свидетельствовал пред лицом всей Русской Церкви, что его горести не суть горести этой власти, как утверждает Ваше послание, а есть все таже наша общая, православная скорбь. Вы поняли, что Вам невозможно оп­равдать Ваш образ действий именем того, кого Вы ближайшим образом за­мещали: и вот, минуя местоблюстителя, даже не вспомнив о нем в своем послании, Вы через его ссыльную главу, как бы протянули руку к самому пат­риарху. На основании некоторых неясных, незасвидетельствованных еще при­жизненных и устных слов почившего о каких-то "годочках трех", в течение которых покойный патриарх будто бы предполагал осуществить дело, тождест­венное с Вашим, если бы ему не помешала смерть. Вы установили эту призрачную связь свою с патриархом в то время, как его ближайший заместитель, вероятно, лучше Вашего посвященный в намерения почившего патриарха, пред­почел эти три роковые года провести в ссылках, вместо того, чтобы в тече­ние их поработать в якобы завещенном ему патриархом направлении. Устано­вив таким образом искусственную связь с патриархом, Вы обратились к сле­дующей ступени – Поместному Собору. Но здесь, не найдя в деяниях Собора ближайшего, последнего, ничего, что бы уполномачивало Вас на те отноше­ния с гражданскими властями, которые установлены в Вашем послании, и да­же, напротив, в постановлении от 2/15 августа 1918 г. встретив решение, противное Вашему, Вы, конечно, не стали искать подтверждений в деяниях соборов более древних, и потому предпочли обратиться к собору еще только грядущему. Он, утверждаете Вы в послании, разрешит и вопрос о высшем цер­ковном управлении и о "раздирающих ризу Христову", т. е., очевидно, о но­вейших раскольниках или еретиках, и совершит ряд других деяний, но о ко­тором Вы не сказали, что он подвергнет рассмотрению и самое послание, и все, что будет совершено именем последнего еще до Собора. Следовательно, то не будет совершенный Поместный Собор, а лишь какое-то новое исполни­тельное при Вашей особе учреждение. Более того, призванный установить но­вый вид высшего церковного управления, он, очевидно, отменит и то самое патриаршество, связью с которым Вы только что пытались обосновать свое послание. Ужели Вы не видите, в какой Вы попали заколдованный круг?
Обратимся теперь к третьей, высшей ступени церковного священноначалия – к соборному разуму Церкви. Может быть, Вам удалось, минуя собор и патриарха, непосредственно соприкоснуться с православной совестью рус­ских людей, членов Христовой Церкви, и послание явилось выразителем голо­са их? Нет, этот голос должен был уверить Вас в том, что, если Вы ищете подлинного свидетельства Христианской совести, то Вы, прежде всего, долж­ны узнать мнение тех, кто, по преимуществу, носит имя "свидетелей истины", т. е. ее исповедников, страдальцев за нее. Вы этого не только не сделали, но, напротив, вовсе отвели их, как погрешивших против той самой власти, о лучших отношениях с коей так усердно заботились. Отвели Вы, как свидетелей, и тех, о ком только предполагали, что они не будут с Ва­ми, сочтя их безпочвенными мечтателями и предложив им даже вовсе, навсег­да или временно, устраниться от Вас. То, что осталось после такого отбора, Вы признали своею истинною русскою паствою и стали действовать от ее лица. Неудивительно, что она оказалась в полном единомыслии с Вами.
Итак, послание все предусмотрело, чтобы придать себе вид законности, и все же оно стоит на песке. Ни патриарх, ни Собор, ни соборный разум Церкви в действительности вовсе не с ним. Послание не только не является их выразителем, но напротив, лишь предварительно отступя от них и подме­нив их лживыми их подобиями, оно облеклось в свои призрачные права. Ска­жем прямо: не Церковь Русская изнесла из недр своих это послание, а об­ратно – оторванное от истинной Церкви, оно само легло краеугольным кам­нем в основание новой "церкви лукавнующих" (Псал. 25, 5). По своему образу и подобию настроило оно и новые ложные ступени своего представительства, явило миру заместителя, стоящего вне и выше своих доверителей, измыслило собор с заранее готовыми деяниями, собрало в свою пользу лишь те голоса, о которых наперед знало, что они должны звучать в согласии с ним. И эту "срамоту наготы" (Апок. 3, 18), обнаруженную посланием, не в силах прикрыть и совозникший с ним вместе временный при заместителе "священный синод", Тщетно стремится он сообщить своему председателю подобие патриарха, ибо, согласно соборному постановлению, мыслится именно при таковом; вотще пы­тается он придать вид соборности Вашему посланию, безумны его притязания быть выразителем голоса Церкви. Синод – это только как бы мягкий ковер, которым прикрыты поруганные ступени церковного священноначалия. Они те­перь так углажены, что образовали один стремительный скат, по которому Русская Церковь должна низринуться в вырытую для нее Вашим и синодским посланием могильную яму. Но мерзость запустения простирается далее, она становится на месте святом, проникает в самое святилище христианских та­инств. Уже за богослужением имя патриаршего местоблюстителя возносится словно нехотя, без именования его "Господином нашим"; уже от его замести­теля исходят предупреждения о скором совершенном прекращении этого возношения "за отсутствием канонических к тому оснований"; уже имя самого заместителя, доныне гласно не поминавшееся в храмах, стало рядом с именем местоблюстителя и готово вытеснить его; уже имена законных епископов епархии почти повсюду заменяются новыми, насильственно навязываемыми выс­шей властью, вопреки церковным канонам; отменяется поминовение в темницах и изгнании сущих отцев и братий наших; вводится поминовение самих, отрицающих всякую веру, гражданских властей, – дело новое и смущающее многие совести; совершается множество иных противоканонических действий.
Итак, ЕДИНСТВО Церкви, имеющее, по словам св. муч. Игнатия Богоносца, свое внешнее выражение в епископе, а для целой Русской Церкви, следовательно, в патриархе, уже поколеблено: в целом, Вашим единением с сино­дом, превысившим свои права до равенства с Вами, по отдельным епархиям – незаконными смещениями местных епископов и заменою их другими; СВЯТОСТЬ Церкви, сияющая в мученичестве и исповедничестве, осуждена посланием; Ее СОБОРНОСТЬ поругана; Ее АПОСТОЛЬСТВО, как связь с Господом и как по­сольство в мiр (Иоан. 17, 18), разрушено разрывом иерархического преемст­ва (отвод М. Петра) и встречным вторжением в нее самого мiра.
Волны этой небывалой церковной неправды бурно домчались до нашего города. Смещен без вины и без суда наш митрополит, о чем Вы, Владыко, знаете подробно, хотя и не внемлете ни ему, ни тем, кто просит о нем. Рукоположен без достаточных оснований и против воли многих православных новый епископ, принимает участие в церковном богослужении другой епископ, запрещенный; совершен ряд других церковных беззаконий, о чем Вам сообщат на словах податели сего обращения. Наше посольство к Вам, Владыко, бли­жайшим образом вызвано напором этой волны, но направляясь к Вам, мы зна­ли, что восходим к самому источнику всех последних несчастий, ибо он – в Вашем послании, потому мы молим Вас не о нуждах нашей лишь епархии, но и о всей Православной Русской Церкви, членами которой, по милости Божией, являемся, и повторяем то, что нами сказано было в начале: посольство на­ше к Вам решительное; Вы, Владыко, должны отмежевать себя, как главу Рус­ской Церкви, от собственного своего послания, объявить его выразителем лишь Вашего личного мнения, необязательного для других членов Церкви, согласно постановлению Собора 1917-1918 гг. от 2/15 августа 18 г., предоста­вившему установление тех или иных отношений к вопросам государственным совести самих верующих, ибо Церковь наша, законоположениями самой граж­данской власти, от государства отделена. Кроме того, Вы должны отменить и перерешить все канонически-неправильные деяния, совершенные Вами, си­нодом и по местам епархиальными советами в зависимости от послания.
В настоящий же час нашей встречи мы ждем от Вас простого свидетельства Вашей совести о том, приемлете ли Вы наше обращение или нет, чтобы мы могли оповестить единомысленных нам отцев и братий, уполномочивших нас явиться к Вам, можно ли нам ждать от Вас возврата нашего прежнего святого безправия, или наше отречение, которое направлено против Вашего послания и связанной с ним Вашей деятельности» должно, к великому нашему прискорбию, быть перенесенным и на Ваше лицо, и сохраняя иерархическое преемство чрез М. Петра, мы будем вынуждены прекратить каноническое общение с Вами.
26-27-28 ноября/ 9-10-11 декабря 1927 г. Ленинград.

Дык, по-моему митр.Иосифа канонизировали. Во всяком случае, когда канонизировали митр. Петра местоблюстителя, тогда же обсуждался вопрос о канонизации и ее принципах по отношению к "непоминаюющим". И, насколько помню, было выработано очень расширенное и взвешенное решение.

6 августа с/с этого 1927 года в жизни Русской Церкви совершилось большое событие. Заместитель Патриаршего Местоблюстителя Митрополит Сергий, вместе с так называемым временным «Патриаршим Синодом», опубликовал обращение ко всем ча­дам русской Церкви. За последние 10 лет не было документа, кото­рый бы претендовал иметь такое значение в Церковной жизни, ко­торое предполагает за собой обращение. При первом знакомстве с этим документом возникает мысль поставить его рядом с обращен­ными к народу посланиями покойного Святейшего Патриарха. Од­нако эти послания не претендовали на то значение, на какое претен­дует обращение. Послания Патриарха, хотя и были обращены к на­роду, но носили личный характер. В них Святейший говорит о своих ошибках, о своих взглядах, о своих намерениях. Он один нес ответ­ственность за свои слова. Не предполагалось, что кто-нибудь другой будет вынужден этими актами к составлению подобных же актов, к каким-либо подобным действиям. Совсем иначе обстоит дело с дек­ларацией Митрополита Сергия. Как видно из нее, она неразрывно связана с так называемой «легализацией», она является только первым актом, сделанным в центре, за которым неизбежно должны последовать соответственные действия на местах, во всех уголках Рус­ской Церкви. «Мы надеемся», говорится в декларации, что легали­зация постепенно распространится и на низшее наше Церковное Управление: епархиальное, церковное и т. д. Итак Митрополит Сер­гий со своими помощниками начал дело, которое должно вызвать активность всех клеточек Церковного организма. Он «легализовал­ся», конечно на условиях издания своей декларации. С роковой не­обходимостью отсюда следует вывод: все клеточки Церковного организма, если только они хотят быть в единстве с Центральным органом Церковной власти, должны также «легализоваться» и ко­нечно на тех же условиях. Значит своим деянием Митрополит Сер­гий принимает на себя обязательства за всех членов Русской Церкви, ставит нас в необходимость не просто прослушать его посла­ние, как слушали мы прежде послания Патриарха, но он вынуждает нас или решительно стать на тот же путь, которым идет он сам, путь легализации и деклараций, или же встать на путь разделения с ним, со всеми вытекающими отсюда Церковными и политическими по­следствиями. Вот какую важность, какое значение имеет декларация. Когда мы видим пред собою документ, принимающий на себя обязательства за целую организацию, первый вопрос, возникающий в на­шем сознании, это вопрос о том, уполномочены ли нравственные и юридические лица, подписавшие документ, говорить от имени всей организации? При нормальных условиях Русскую Поместную Цер­ковь возглавляет Патриарх. Однако по смыслу Церковных Законо­положений о Патриаршестве, установленных Московским Собором 1918 г., и Патриарх не является единодержавным правителем Церкви и полномочным выразителем Ее голоса. Он действует в неразрыв­ном союзе с выбранными Собором организацией, Свящ. Синодом и Высшим Церковным Советом. По существеннейшим же вопросам он может принимать решение только совместно с Собором. Ясно, словом, что Патриарх внутренне обязан решать важнейшие вопросы Церковной жизни, считаясь с общественным мнением, а прежде все­го единомысленно со всем Епископатом Русской Церкви. Так об­стояло бы дело, если бы во главе Русской Церкви стоял всенарод­но избранный Патриарх. Но кто такой Митрополит Сергий?

Митр. Сергий – Заместитель Местоблюстителя Патриарха, ко­торый хотя и отделен от нас тысячами верст и стеною заточения, однако, благодарение Богу, еще жив, является ответственным за Рус­скую Церковь перед Богом, Святителем и поминается во всех храмах Русской Церкви.

Говорят, еще недавно, полушутя, Митрополит Сергий говорил о себе, что он только «сторож» в Русской Церкви. Принадлежат ли эти слова Митрополиту Сергию или нет, но они хорошо характери­зуют то положение, которое ему по праву должно принадлежать в Церковном строительстве. Раз Местоблюститель жив, то естест­венно его Заместитель не может без согласия с ним предпринимать никаких существенных решений, а должен только охранять и под­держивать существующий Церковный порядок от всяких опасных опытов и отклонений от твердо намеченного пути. Митрополит Сергий «сторож» Русской Церкви не имеет права без санкций Митрополита Петра и сонма русских Иерархов и находящихся на свободе и разбросанных по местам ссылок, декларировать и пред­принимать ответственнейшие решения, которые должны определить жизнь Церковного организма в каждой его клеточке. Наличие при Митрополите Сергии так называемого «временного Синода» не изменяет положения. «Синод» Митрополита Сергия организован совершенно не так, как предполагали постановления Московского Собора 1918 г. Он не избран Соборне, не уполномочен епископами; и потому не может считаться представительством Епископата при Митрополите Сергии. Он составлен самим Митрополитом Сергием и потому является, собственно говоря, как бы его личной кан­целярией, частным совещанием при нем. Кстати сказать, ведь даже и самая конструкция Синода предписывает ему исключительно лич­ный характер: с прекращением почему-либо полномочий Митрополита Сергия автоматически падают и полномочия Синода. Все это говорит за то, что посколько Заместитель Местоблюстителя декла­рирует от лица всей Церкви и предпринимает ответственнейшие ре­шения без согласия Местоблюстителя и сонма Епископов, он явно выходит из предела своих полномочий. Переговоры с Митрополитом Петром и со всем русским Епископатом, несомненно, долж­ны были быть выдвинуты Митрополитом Сергием как предвари­тельные условия возможности для него всяких ответственных вы­ступлений. Но дело обстоит еще хуже – Митрополит Сергий дей­ствует не только без согласия Епископов, но явно вопреки их воле. Кто в курсе трагической истории русской Церковной жизни по­следних лет и кто внимательно вчитывался в текст декларации, тот конечно увидит, что темы, о которых говорит декларация, вовсе не новы. Пред нами пресловутый вопрос, по поводу которого в течение последних лет предлагали высказаться власти и ответственным ру­ководителям Церковной жизни, и рядовым работникам на ниве Церковной, как единолично, так и коллективно. Это четыре вопроса: 1) об отношении к Сов. власти, 2) об отношении к заграничному ду­ховенству, 3) главное, об отношении к ссыльным, к «нелегальным» епископам и 4) наконец, о форме Высшего Церковного Управле­ния в связи с Автокефалией. Они именно и трактуются декларацией. Множество Епископов, а также и других Церковных деятелей оп­ределенно высказались по поводу этих вопросов и вовсе не в духе декларации Митрополита Сергия – Митрополит Сергий не может не знать об этом. Перед его глазами декларация Соловецких узников, которую можно считать наиболее полным и обоснованным выражением тех точек зрения, на которых стоит Епископат и лучшая часть духовенства Русской Церкви. Правда отдельными группами духовенства в отдельных епархиях делались попытки издания дек­лараций, приближающихся по духу к тому, что мы видим в «обращении». Но эти попытки вызывали всегда дружное негодова­ние в среде Епископата и в среде влиятельнейшего духовенства. Они считались равносильными переходу в «Обновленчество» и быстро ликвидировались с позором для тех, кто их предпринимал. Митрополит Сергий не может, следовательно, ссылаться на незнание воли Епископата, на то, что трудно услышать его голос. Нет голос этот звучал неоднократно и громко и кто не считается с ним, тот делает это, конечно, не потому что не знает, а потому что не хочет – Митрополит Сергий не хочет считаться с убеждениями собратьев Епископов, томящихся за эти убеждения в тяжелых изгнаниях. Дек­ларация говорит о самых больных, о самых страшных вопросах нашего Церковного бытия. Откуда тот ужас, тот кошмар, в котором мы изнемогаем вот уже столько лет? Где причина того, что Церковь, официально признанная законодательством имеющей право на свободное существование, находится в положении совершенного бесправия, в состоянии «нелегальности»? Кто виноват в том, что наши Святители умирают в холоде тундр и в сыпучих песках пус­тынь? Лучшие представители духовенства большее время проводят в тюрьмах, чем у себя дома. Наши обители уничтожаются, останки Святых оскорбляются, и мы не имеем возможности совершать молитвословий, т. к. наши храмы переданы отступникам. Где причина этого? Декларация дает на это определенный ответ. Митрополит говорит о принятой на себя трудной задаче поставить Церковь на путь легального существования. И, по его словам, мешать осуществ­лению его задачи «может лишь то, что мешало и в первые годы Сов. власти устроению Церковной жизни на началах лояльности, это недостаточное сознание всей серьезности совершившагося в нашей стране». «Настроение известных Церковных кругов», – читаем мы дальше, – «выражавшееся конечно и в словах и делах и навлекаю­щее подозрение Сов. власти, тормозило усилия Святейшего Патри­арха установить мирное отношение Церкви с Сов. Правительством». Всюду противопоставляет это нелояльное прошлое – лояльному бу­дущему, которое будет выражено в делах. Так вот настоящая причи­на наших неописуемых Церковных бедствий. Она в нас самих, в нашей нелояльности. Эта причина единственно «лишь то», подчер­кивает Митрополит Сергий, что «в словах и делах» выражалась эта нелояльность. Ответ Митрополита Сергия не нов. Мы не раз слышали его и от представителей власти и от наших Церковных врагов обновленцев всех видов. Они обвиняют нас в нелояльности и преступности. Но мы называли это обвинение клеветой. Мы говорили, что оно не может быть подтверждено фактами. Мы указывали на то, что за все эти годы среди фигурировавших на судах политиче­ских преступников против власти не было видно представителей духовенства. Мы обращали внимание на то, что все нарушения за­кона об отделении Церкви от Государства, все отобрания храмов, все кощунственные оскорбления святынь, все оскорбления и глумления – встречало духовенство гробовым молчанием. Где «слова и дела» наши? Где наше реальное преступление? Так говорили мы нашим обвинителям. Но что скажем мы, когда Управляющий нами Святи­тель сам произносит нам страшный приговор, сам говорит «о словах и делах»? Не ставят ли эти слова черный крест над всеми мучитель­ными и невыразимыми страданиями, пережитыми Церковью за последние годы? Над всей этой борьбой, которая казалась героиче­ской. Не объявляет ли она подвиг Церкви преступлением? И как прочитают эти слова те, кто изнемогает теперь в далеком изгнании? Что почувствуют, увидев обвинителя в лице своего ответственного собрата и не сорвется ли страшное слово «клевета» с их побледнев­ших уст? Не покажется ли им, что даже покой усопших тревожит этот приговор подписавших декларацию Епископов? В своей декла­рации Митрополит Сергий говорит не только о прошлом, но так­же о настоящем и будущем, не только о том, что было, но и о том, что должно быть. Нелояльность прошлого противопоставляет он ло­яльности настоящего и будущего. По его словам теперь «наша Пат­риархия решительно и бесповоротно становится на путь лояльности к Сов. власти». Каково же может быть это дело? Указания деклара­ции на этот счет противоречивы. С одной стороны как будто бы дек­ларация требует того, на что духовенство и церковные люди с чис­той совестью соглашались в течение всех этих лет: полной аполи­тичности, решительного отграничения храмовой и церковной жизни от политической работы и политической симпатии. Говоря о людях, настроенных политически оппозиционно к существующему порядку, Митрополит предлагает им «оставить свои политические симпатии дома, приносить в Церковь только веру и работать с нами только во имя веры». Такое требование, которое представляется по существу законным, тем не менее оказывается совершенно односторонним, потому что оно обращается не ко всем вообще членам Православной Церкви, а только к людям определенных политических настроений. Но этого мало. Наряду с требованием отказа от одних политических настроений декларация определенно предлагает нам запастись другими. Наш долг оказывается не только в том, чтобы отказаться от оппозиционных настроений к власти во время нашей Церковной работы, а наш долг и в том, чтобы обнаружить соли­дарность с этой властью. «Мы должны», – прямо говорит деклара­ция, – «показать что мы... с нашим Правительством». Испытывать определенное политическое настроение наш долг. «Мы должны соз­навать Советский Союз нашей Гражданской родиной, радости и ус­пех которой наши радости, а бойкот какой-нибудь, общественное бедствие или просто убийство из-за угла, подобное Варшавскому, сознается нами как удар, направленный в нас». Здесь декларация вводит нас в водоворот определенных политических событий, оце­нок. Только и здесь наблюдается робкая недоговоренность. Все должно иметь определенную логику, политика так политика. Ото­ждествление себя с правительственным аппаратом с логическою не­избежностью должно быть доведено до конца. Раз в вопросах выс­шей политики, из области которой берет Митрополит Сергий свои примеры, мы должны занять определенную позицию, не та же ли позиция, не то же ли отождествление себя с властью... с нашим правительством обязательны для нас и в вопросах политики внут­ренней? Не становится ли таким образом «сторож» Русской Церкви «Сторожем» Советского аппарата, и не превращается ли сонм служителей Церкви в послушную и безответственную армию яв­ных и тайных сотрудников власти?! Ну, а как должны реагировать Церковные люди на такие факты, как поругание святынь, отобра­ние храмов, разрушение обителей? Об этом ничего не говорит Митрополит Сергий со своими собратиями. Он настроен чрезвы­чайно оптимистически по отношению к переживаемому моменту. По поводу предполагающейся легализации он предлагает: «Выразим всенародно нашу благодарность Сов. правительству за такое внима­ние к нуждам православного населения». В чем же внимание? И за что благодарить? Покамест мы знаем один факт: Митрополит Сергий и члены Синода имеют возможность заседать в Москве и составлять декларации. Они в Москве... Но Первосвятитель Русской Церкви Митрополит Петр вот уже не первый год без суда обречен на страшное томительное заточение. Они в Москве... Но Митрополит Кирилл, потерявший счет годам своего изгнания, на которое он опять-таки обречен без суда, находится ныне, если он только еще жив, на много сот верст за пределами полярного круга. Митрополит Арсений, поименованный среди членов Синода, не может приехать в Москву и в пустынях Туркестана, по его словам, готовит­ся к вечному покою. И сонм Русских Святителей совершает свой страдальческий путь между жизнью и смертью в условиях невероят­ного ужаса. За что благодарить? За эти неисчислимые страдания по­следних лет? За храмы, попираемые отступниками? За то, что погас­ла лампада Преп. Сергия? За то, что драгоценные для миллионов верующих останки Преп. Серафима, а еще раньше останки Святите­лей Феодосия, Митрофана, Тихона, Иоасафа подверглись неимовер­ному кощунству? За то, что замолчали колокола Кремля и закрылась дорога к Московским Святителям? За то, что Печерские Угодники и Лавра Печерская в руках нечестивых? За то, что Северная наша Оби­тель стала местом непрекращающихся страданий? За эти мучения, за кровь Митрополита Вениамина и других убиенных Святителей? За что? Одно важно, одно нужно знать – верит ли Митрополит Сергий, верят ли все те, что с ним, тому, что говорят и пишут? Еще недавно они говорили и писали совсем иначе. Еще в прошлом году он разослал всем пастырям и чадам Церкви проект декларации, где политическая лояльность декларировалась рядом с определенно под­черкнутой противоположностью основных принципов мировоззре­ния. Когда же был искренен Митрополит Сергий? Что случилось за этот год? И почему изменился тон его и содержание его обраще­ния? Вступительная статья, предваряющая в «Известиях» декларацию, говорит о вынужденном перекрашивании долгоупорствующих тихоновцев в «Советские цвета». Она противополагает им «дально­видную часть духовенства» еще в 21 году вступивших на этот путь, т. е. обновленцев и живоцерковцев. Статья эта, таким образом, счи­тает путь Митрополита Сергия проторенной дорожкой обновлен­чества. Для нас же важен один вопрос: мог ли бы Митрополит Сергий пред Крестом и Евангелием присягнуть, что то, что он пи­шет в декларации, включительно до «благодарности», есть действи­тельно голос его убеждений, свидетельство его неустрашенной и чи­стой пастырской совести? Мы убеждены и утверждаем, что Митрополит Сергий и его собратья не могли бы сделать этого без клятвопреступления. А может ли кто-нибудь от лица Церкви, с высоты Церковного Амвона возвещать то, в чем он не мог бы присягнуть как в совершенной Истине? Великий русский писатель Достоевский говорил когда-то об иноках русских: «Образ Христов хранят пока в уединении своем благостно и неискаженно, в чистоте Правды Божией от древности, от древнейших Отцов, Апостолов и мучеников, и когда надо будет явят его поколеблющейся правде мира». Сия мысль великая. От востока звезда воссияет. Правда мира поколебалась, ложь стала законом и основанием человеческой жизни. Слово чело­веческое утратило всякую связь с Истиной, с Предвечным Словом, потеряло всякое право на доверие и уважение. Люди потеряли веру друг в друга и потонули в океане лжи и лицемерия, неискренности и фальши. Но среди этой стихии всеобщего растления, огражденная скалою мученичества и исповедничества непоколебимо стояла Цер­ковь, как столп и утверждение Истины. Изолгавшиеся и истомив­шиеся в своей лжи люди знали, что есть место, куда не могут хлест­нуть мутные волны неправды. Есть Престол, на котором Сама Исти­на утверждает Свое Царство и где слова звучат не как фальшивая, не имеющая ценности медяшка, но как чистое золото. Не оттого ли по­тянулись к Церкви за последние годы столько охваченных трепетом веры сердец, которые до этого были отделены от нее долгими годами равнодушия и неверия. Что же скажут они? Что они почувствуют, когда и оттуда, с высоты Амвона зазвучат слова лицемерия, человекоугодничества и клеветы? Не покажется ли им, что ложь торжест­вует свою конечную победу над миром и что там, где мерцал для них светом невечереющим Образ Воплощенной Истины, смеется в от­вратительной гримасе личина отца лжи? Одно из двух. Или, дейст­вительно, Церковь – непорочная и чистая Невеста Христова есть Царство Истины, и тогда Истина – это воздух, без которого мы не можем дышать, или же она, как и весь лежащий во зле мир, живет во лжи и ложью. И тогда все ложь. Ложь – каждое наше слово, каждая молитва, каждое таинство.

«Кабинетными мечтателями» называл Митрополит Сергий тех, кто не хочет строить Церковного дела по непосредственной указке ненавидящих всем сердцем веру людей, потому что ведь ина­че нельзя понимать его неудобовразумительные слова – «закрыв­шись от власти». Нет, мы не мечтатели. Не на мечте, а на непоколе­бимом камне Воплощенной Истины, в дыхании Божественной Сво­боды хотим мы создать твердыню Церкви. Мы не мечтатели. Вме­сте с тем мы и не бунтовщики, совершенно искренне мы отмежевы­ваемся от всякого политиканства и до конца можем честно деклари­ровать свою лояльность. Но мы не думаем, что лояльность эта не­пременно предполагает клевету и ложь. Мы считаем напротив, что политическая лояльность есть тоже прежде всего добросовестность и честность. Вот эту-то честную, построенную на аполитичности лояльность можем мы декларировать Правительству и думаем, что она должна расцениваться дороже, чем явное, похожее на издева­тельство лицемерие. И кажется нам, что не мы, а Митрополит Сергий и иже с ним пленены страшною мечтой, что можно строить Церковь на человекоугодничестве и неправде. Мы утверждаем, что ложь рождает только ложь и не может быть она фундаментом Церкви. У нас перед глазами позорный путь «Церкви лукавнующих», обнов­ленчества и этот же позор постепенного засасывания в болото все более и более страшных компромиссов и отступничества, этот ужас полного нравственного растления неизбежно ждет Церковное Об­щество, если оно пойдет по пути, намеченному деятелями «Синода». Нам кажется, что Митрополит Сергий поколебался в уверенности во всемогущество все преодолевающей Истины, во всемогущество Божие, в роковой миг, когда он подписывал декларацию, и это коле­бание, как страшный толчок, передается всему Телу Церкви и за­ставляет его содрогнуться. Не одно человеческое сердце, услыхав слова декларации в стенах храма, дрогнет в своей вере и своей люб­ви и, может быть, раненное в самой сокровенной своей святыне, ото­рвется от обманувшей Церкви и останется за стеной храма. И не только среди интеллигенции вызовет декларация смутительный со­блазн. Тысячеустная молва пронесет страшные слова в самую толщу народа, новой раной поразит многострадальную душу народную, и во все концы земли пойдет слух о том, что Царство Христово стало царством зверя. Неисчислимы эти бесконечно тягостные внутренние последствия декларации, этой продажи первородства Истины за че­чевичную похлебку ложных и неосуществимых благ. Но кроме этих внутренних последствий, конечно, будут иметь они и другие послед­ствия, более очевидные, осязаемые. Уже несутся из отдаленных ссы­лок голоса протеста, голоса скорби и негодования. К этим голосам присоединится все наиболее стойкое и непоколебимое в Церковных недрах. Немало найдется тех, для которых лучше умереть в Истине, чем жить во лжи, тех, кто не переменит своего знамени. Над Церковью навис грозный призрак нового раскола. С одной стороны будут они, «неуставшие» от своих изгнаний, тюрем и ссылок, обре­ченные на новые еще большие страдания, испытания, с другой сто­роны станут полчища «уставших» от постоянного колебания, пере­хода, «покаяний» и не прекращающейся неустойчивости. Они, эти «неуставшие», будут, вероятно, в меньшинстве среди духовенства, но ведь Церковная Истина не всегда там, где большинство, и не всегда там, где Административный Церковный аппарат. Об этом свиде­тельствует история великих Святых: Афанасия, Иоанна Златоуста и Феодора Студита. Но к ним прильнет и пойдет за ними ищу­щая Правды душа народа. А большинство духовенства?... Жалкой будет судьба его. Оторванные от живого общения со всеми, подлин­но творческими и непоколебимыми в Церкви, тщетно стараясь за­глушить голоса обличений, несущихся из глубины ссылок и тюрем, закрывая глаза, чтобы отвратить от себя грозящий призрак страда­ния исповедников, будут они, эти «уставшие», лепетать заплетаю­щимся языком слова оправданий и нанизывать дрожащими руками на цепь лжи и компромиссов все новые и новые звенья, втаптывая в грязь часть белоснежной ризы Христовой. Там, впереди, маячат но­вые призраки: повторение декларации на местах, незаконные и не­допустимые епархиальные съезды без ссыльных Епископов и неза­конный Собор без Первосвятителя и других изгнанников, и позор­ное примирение с обновленцами, о которых говорят уже «легализо­вавшиеся» Епископы, и, наконец, отказ от Патриаршества. Ведь дек­ларация ставит определенно Патриаршество под вопрос. Говоря о задачах будущего Собора, она указывает не на выборы Патриарха, а на «избрание Высшего Церковного Управления». Какое жалкое и недостойное существование! Воистину лучше умереть, чем жить так. Черные тучи нависли над Церковью. Там, в обителях небесных, пла­чут о нашей земле Святители Русские, стоятели за Церковь про­шлых веков и исповедники недавнего прошлого. Там, в преиспод­ней, темные силы ада готовятся торжествовать новую и решитель­ную победу. Остановитесь же, пока еще не поздно! Остановитесь же, хотя бы ценою жертвы своим положением и своим благополучием. Господи! Сжалься же над Твоею Церковью. Ведь она все же Твоя Невеста...